В гостях у смерти

Метки

"Если кто и мертвый воскреснет - не поверят!", Валентина Романова Я была в гостях у смерти, Свидетельства об аде, Юрий Воробьевский "Шаг змеи"

«В черном пламени или Двойная смерть»

«…После смерти человек лишается не только тела. У него воли нет. В том, ином мире не желаешь идти, хочешь скрыться, но не можешь. Воля у нас есть только здесь. Ты волен заслужить рай или ад. Но только здесь. Там уже поздно…

…Запах… Меня чуть не стравило. Теперь знаю: так пахнет мертвое тело. Ничего не видно. А они опять: «Смотри!» Я глянула и в ужасе отпрянула. Миллионы людей! Как головастики в бочке. Рыдания, вопли, стоны. На глубочайшем дне люди всех цветов кожи. Особенно много таких, у которых на голове намотано что-то. Черви впиваются в тела и доставляют, видимо, невыносимую боль…»

Из воспоминаний Валентины Романовой

Звонок разбудил поздно ночью. Низкий голос начал с места в карьер: — Если не замолчишь, не проживешь и недели… — Что? Кто это? Кто говорит? — Российская церковь сатаны…

Жительнице Туапсе, пятидесятилетней Валентине Романовой, с такими угрозами звонят все чаше. И это понятно. Поразительные свидетельства принесла она в наш мир с того света. Для сатанистов — страшные.

Она вновь напомнила о том, что писал святитель Димитрий Ростовский:

«О, коль страшен сей огонь, которого и сам сатана трепещет! Когда Господь наш изгнал в стране Гадаринской бесовский легион, то бесы молили Его, дабы не приказывал Он им идти в бездну, чтобы не мучиться прежде времени в геенском огне… Здешнего огня не боятся бесы (как мы не боимся огня, изображенного на доске), а того огня геенского трепещут, ибо сей только телесное вещество сжигает, а тот жжет и мучит и безплотного духа.. Земной огонь, горя, светит, пламя того огня, горя, только жжет, но не просвещает тьмы кромешной…

Горе нам, грешникам, так как мы нисколько не хотим помнить о ждущих нас муках и не страшимся их, но, день от дня и час от часа впадая все в большие и большие грехи, возжигаем себе все больший пламень и прилагаем огнь к огню; и то мучение, которое уготовано для бесов, мы на себя обращаем! Ибо геенский огнь уготован Богом не для людей, но для демонов»…

Да став «видимым бесом», сатанист попадает в черное, неосвещающее мрак пламя*. (*Черные языки этого пламени прямо противоположны по своим качествам тому Небесному огню, что сходит под пасху на Гроб господень и в первые минуты не жжет тела).

Получили то, что заслужили

«В 1982 году мужа перевели из Североморска в один из гарнизонов Крымской области. Устроились на новом месте. Получили квартиру в доме офицерского состава. Купили мебель, цветной телевизор. Кругом сады, виноградники. Чего еше надо для жизни?

…Мне не хотелось везти этих женщин. Очень уж просили. Нехотя заводила свой «Москвич». А по шоссе уже неслись угнанные красные «Жигули».

Потом — страшный грохот неожиданного удара…

Врач сказал: «Все сделали, но спасти ее не удалось. Сердце не бьется». Кто-то добавил: «Ведь у нее двое маленьких детей».

В теле раздался толчок. Я оказалась как бы над всеми. Врач спокойно записывает что-то. Говорит, что утром из Симферополя надо вызвать машину и отправить в морг. Потом одна женщина в палате хватает полушку: «С мертвой лежать? Не буду!»

Я тихонечко говорю: «Хи-хи, а я живая»… Голос не звучит. Говорю погромче, но чтобы не напугать: «А я живая!» Опять не звучит! Что с моим горлом?! Пока они все не ушли, я рукой осторожно трогаю их по затылкам. Не чувствуют! Даже волосы не шевелятся от прикосновения. Вижу ручку на столе: сейчас возьму или собью, чтобы привлечь внимание. Я ее беру, а она не берется! Ощущаю свои руки здоровыми, а она не берется! Что со мной?!

Меня охватывает такой страх, что, кажется, сердце разорвется. Слышу приближающийся гул. Монотонный такой. Как в метро. Чувствую, сзади черная дыра. Вроде как труба, и меня всасывает. Тянет долго. Ощущение не из приятных. Наконец выбрасывает куда-то. Грунт каменистый. Ничего нет вокруг.

Вдруг вижу: слева высокий мужчина стоит. Я к нему! Хочу спросить, где я нахожусь. И тут вижу его взор… Страшные глаза, нечеловеческие. Как у зверя в прыжке. У меня душа заледенела. Первая реакция: бежать! Развернулась, а сама думаю: ну куда я от него скроюсь! Закричала! Откуда-то взялись непривычные слова: «Господи, спаси!» И вдруг почувствовала облегчение. Рядом появился кто-то другой. Я его не вижу, но чувствую: красивый такой. Как только злой пытается схватить меня, он становится между нами. И так мы бежим. Неожиданно спотыкаюсь о какой-то невидимый, словно стеклянный барьер. Падаю. И тут снова из меня как будто что-то выходит. Мой спасатель ловит это что-то. Дух? Душу? Не знаю.

А злой останавливается у барьера. Не может его переступить. На меня даже не смотрит. Уходит. Слышу голос спасателя: «Что, маленькая, хорошенькая, а тебе не досталась!»

Что такое? Да что у меня было такое? Почему тот за мной гнался?

И тут справа и слева за мной оказываются двое. Я их не вижу, но они меня ведут. Как заключенную. После смерти человек лишается не только тела. У него воли нет. В том, ином мире не желаешь идти, хочешь скрыться, но не можешь. Воля у нас есть только здесь. Ты волен заслужить рай или ад. Но только здесь. Там уже поздно…

Я ощущаю, что лечу все ниже, словно раскрылась земная кора. Оказываюсь у края бездны. Мне говорят: «Смотри». Проносится мысль: неужели сбросят? Я закрываю лицо ладошками (так мне казалось), потому что запах… Меня чуть не стравило. Теперь знаю: так пахнет мертвое тело. Ничего не видно. А они опять: «Смотри!» Я глянула и в ужасе отпрянула. Миллионы людей! Как головастики в бочке. Рыдания, вопли, стоны. На глубочайшем дне люди всех цветов кожи. Особенно много таких, у которых на голове намотано что-то. Черви впиваются в тела и доставляют, видимо, невыносимую боль. Эти несчастные срывают их с себя и бросают друг на друга. Они… испражняются на глазах друг у друга и сами же во все это садятся. Невыносимая вонь! Стены пропасти доверху в плевках и кале. Мне говорится: это колодец отходов.

Я спрашиваю: «Как они туда попали? Как их спасти? Надо какой-то канат. Почему к ним так безразличны?»

А мне в ответ: «Здесь человеческие пороки».

Как это, пороки?

Сопровождающие поясняют: «Скотоложники, извращенцы, блудники, прелюбодеи, развратители малолетних, мужеложники…» Я и слов таких не знала. Мне говорят: «Прикосновение этих людей приносит страдание. Они получили то, что заслужили»…

И вдруг я вижу поле. Канавка какая-то. Ко мне спиной сидят две женщины. И детки. Испачканные, грязные.

Как они попали сюда?

«Это нерожденные дети»…

Как это?

«Жертвы абортов. И твои здесь…»

У меня волосы встали дыбом. Я ведь делала аборты. Не ведала, что это грех. Слова такого не знала.

Мне придется отвечать за них?!

Женщины не обернулись. Молчали.

И тут я поняла, что меня ждет наказание. Пришла непередаваемая тоска…

Каменистая дорога поднималась выше. И тут на восточной стороне как бы рассеялись облака, и показалось огромное здание. Массивная дверь приоткрылась, и я увидела двух женщин. Они были чистенько одеты! У одной головной убор, теперь я уже знаю, что монашеский. Она увидела меня и захлопнула дверь. Я стала стучать. Мне ответили: «Слушай голос. Принимаем отмоленную».

На западе, куда показала женщина, я увидела свалку. Старые серые барачные строения, вроде свинарников. Одна дверь открыта. Внутри — огромное количество людей. Стоят вплотную друг к другу Множество лишенных улыбок, усталых, непередаваемо грустных лиц.

И тут я услышала голос. Громкий, необычайно торжественный и монотонный. Он шел как бы с небес, но неба над нами не было — был лишь каменный свод. От этого голоса все дрожало. Люди замерли, подняв головы кверху. Голос назвал имя…

Из барака вышла древняя-древняя старушка. Обычно дух и душа молодые, а она была старой. С надеждой смотрела вверх. Но голос замолчал.

Меж тем одну женщину одевали. Я поняла: для поднятия наверх.

Все во мне всколыхнулось — до боли в сердце. НЕ ВСЕ ПОТЕРЯНО, КОГДА В РОДУ ПОЯВЛЯЕТСЯ МОЛЯЩИЙСЯ! Он может вымолить прощение. (1).

Я упала на колени. Полились слезы. Все плакали. Они
ждали вызволения. Ждали в любом поколении. Кто-то прощен. Кого-то вымолили. Спасение есть и здесь…

Потом меня снова повели вниз. Открылась скальная завеса. Обдало огненным жаром. Потом я вспоминала его во время болезни. Оказывается, человеку дано почувствовать подобие адского пекла. И пусть каждый задумается. После болезни мы должны как-то прозревать. (2).

А там, в серой мгле, в каменном котловане, кипела раскаленная лава. В ней варилась «уха». Живая человеческая уха. Огромное количество людей. Головы на мгновение выныривали на поверхность, чтобы глотнуть воздуха, крикнуть, и тут же скрывались в безжалостном пекле мук.

Я хотела убежать, просить о помощи, но жертвы сами взывали ко мне. Они молили о пощаде. Они обезумели от боли.

«Здесь все: убийцы, колдуны, ведьмы. Все те, кто спокойно не жил на земле. Они не понимали цены своей вечности». (3).

Передо мной появилось лицо женщины. Обожженное, страдальческое и обреченное.

«Вот смотри: она приколдовывала, и ей служили бесы. Теперь она дает отчет своим похотям …»

Многие сказанные мне слова были непонятны. Ведь я не бывала в церквях — в гарнизонах их не было. Никогда не читала Библии. Но там, в пекле, просить объяснений не хотелось…

По нашим меркам я была доброю: не чуралась бедности, любого труда… Я не хотела быть в пекле… я трусила. Честно говоря, я трусила и потихонечку взывала: «Господи, ведь я уверовала… Только не здесь!»

Оторвавшись от вечных мучений, мы как бы выплывали из страшного сновидения.

Остановились у огромного каменного куполообразного ангара. На нем цифра — «91». Я вошла осторожно. Боялась, как бы меня не забыли там. Кругом — тысячи, может быть, миллионы людей. Все смотрят вверх. Появляется какой-то сигарообразный предмет, открывается нижний люк. Из него выпадает вроде как маленькая собачка. Все подходят и гладят ее. А я чувствую, запах от нее какой-то нехороший. Сероводородом пахнет. Я — скорее из ангара. Кричу: «Люди, уходите». А они не слышат.

Боюсь оглянуться, но чувствую, что ЭТО поднимается, а люди гладят его по спине, как собаку. Оно растет. Все больше, больше. Достигло огромных размеров и как рыкнет! Пасть огромная, клыки. Вся в крови. Толпу парализовало.

Я скорее ушла оттуда со своими спутниками и оказалась на земле. Только тут я впервые осознала, что такое СВЕТ и что такое ТЬМА. Я дышала свежим воздухом. Трава, деревья, цветы ласкали взор. Передо мной — неизвестная возвышенность. Отсюда начиналась странная лестница. У ее подножия — одетые в светлое мужчины и женщины. На всех крестики. Я забезпокоилась: на мне-то нет креста! Но оказалось, мне уже кто-то дал его. Все крестились и начинали подъем. Перекрестилась и я.

Лестница была сделана из какого-то особого материала. Ноги, как магнитом, притягивала. Подниматься трудно. Чувствую, идущая впереди женщина отяжелела и давит на меня. Если бы я отошла в сторону, она бы упала. Я решила поддержать ее. Вдруг чувствую, что у меня как бы расширяется грудь. Эта женщина садится на нее. Весь подъем замирает… Набравшись сил, она продолжила подъем. Меня охватила такая радость, легкость, уверенность! Цель близка! Женщина уже поднялась наверх, скоро поднимусь и я!

Показались стайки голубей, они встречали поднявшихся веселым гуканьем. Тихое, необыкновенное пение раздавалось со всех сторон. Будто хор птиц, детских голосов вел эту мелодию. Она напоминала тридцать третий псалом. Я духом зашлась от переполнявших меня чувств. Так возликовала, что сроду такого не знала, хотя всегда была жизнерадостной. Краем глаза я успела охватить зелень, голубизну огромного купола-неба. Ласковые лучи неведомого светила обласкали мою сущность и наполнили такой любовью, о которой невозможно и мыслить…

И вдруг тяжесть. Сильный толчок. Открыла отяжелевшие глаза… Рядом с кроватью на коленях стоит сбивший меня мужчина. И плачущим голосом говорит: «Только снова не умирайте, я вашу машину починю…»

Я еще не поняла, что «отсутствовала» несколько часов. Не поняла, где нахожусь. Спросила: «И вы здесь?»

Вспомнила!

Потом на долгие годы она забыла, что произошло. Переехала в Туапсе. После аварии чувствовала себя плохо. Сердце болело, голова. Почки были побиты. Но странное дело: постепенно все словно обновилось. Она стала здоровой, как прежде. Но — совсем другой.

Оставила подруг, шумные компании, где раньше была заводилой. Ее потянуло в церковь… Почему-то, когда проходила одно место в Туапсе — Горку Героев, — ее всегда охватывал трепет.

Она не понимала. Она что-то забыла… Но потом наступило то весеннее утро 1995 года. Это было под Пасху, когда Христос сошел во ад. Ранним утром ее разбудил грохот. Автокатастрофа? Она выглянула в окно. Дорога у дома была пустынной… И вдруг… Это мелькнуло, как в ускоренном кино. Но до мельчайших деталей. До каждой тени. До малейшего звука. Она вспомнила! Вспомнила все, что последовало за той страшной аварией. Все, на чем более десятка лет лежала печать забвения.

Она вспомнила, что была в гостях у смерти.

Она вспомнила свой страшный путь. (Не только путь по тем мытарствам, описания которых мы воспроизводим. Видела и потерявших человеческий облик, вечно жаждущих пьяниц. И раздувающуюся от черной зловонной жидкости клеветницу. И унылые прокуренные бараки.)

А Лестница Жизни! Оказалось, что тогда, в далеком теперь 1982 году, она видела именно туапсинскую Горку Героев. Тут и начиналось восхождение! Раньше здесь стоял храм.

Она рассказывает снова и снова. И каждый раз переживает все заново. В глазах закипают слезы, на лице отражаются тени увиденных мук; она снова радуется, вспоминая свой подъем. Способность ТАК свидетельствовать — дар Божий. (4). И крест. (5).

Примечания

1. Серафим (Роуз): «В Церкви постоянно возносятся молитвы об упокоении усопших; на вечерне в День Сошествия Св. Духа имеется особое прошение «о иже во аде держимых»…

Как важно поминовение на литургии, можно видеть из следующих случаев: еще до прославления св. Феодосия Черниговского (1896) иеромонах (знаменитый старец Алексей из Голосеевского скита во Печерской Лавре, умерший в 1916 г.), преоблачавший мощи, устал, сидя у мощей, задремал и увидел перед собой святого, который сказал ему: «Спасибо тебе за труд за меня. Прошу также тебя, когда будешь служить литургию, помяни моих родителей», и он дал их имена (иерей Никита и Мария). «Как можешь ты, святителю, просить моих молитв, когда ты сам стоишь пред Небесным Престолом и подаешь людям Ьожию благодать?» — спросил иеромонах. «Да, это верно, — ответил св. Феодосий, — но приношение на литургию сильнее моих молитв».

Валентина Романова вспоминает еще, что в ее детстве заходил к ним какой-то старичок в простой рубахе. Дал ей конфетку, а матери сказал: «Эта девочка еще отмолит весь ваш род». Необычные тогда слова запомнились на всю жизнь. А недавно Валентина узнала того старичка в иконе преподобного Феодосия Кавказского. Получается, заходил он к ним за год-два до своей кончины.

2. Насаждаемая Соросом и иными слугами велиара «валеология» говорит о здоровье как наибольшей ценности жизни. Для обыденного сознания это кажется безспорным. Рационализм пытается убедить: если ты будешь заниматься «безопасным сексом», принимать контрацептивы, развивать за счет медитации «резервные возможности» организма, улыбаться так, чтобы было видно по восемь зубов в каждом ряду, употреблять пищевые добавки, правильно стричь ногти и т. д., и т. п. — хвори отступят. Болезнь не воспринимается как результат греха.

К чему приводит непонимание духовного, морально-нравственного значения болезни? К неготовности к смерти, от которой никакая валеология не избавляет. (Тем более, что, по данным новосибирских ученых, в школах с инновациями, в основном соросовских, здоровье детей резко ухудшается.) Не услышав промыслительного предостережения в болезни, человек умирает нераскаянным грешником. Обрекает себя на смерть вечную. И каждое повреждение его души проецируется в страшную безконечность.

Да, «здоровый образ жизни» пропагандируют посланцы смерти.

3. До недавнего времени Валентина Романова не читала православной литературы. Но ее рассказ об этом страшном озере удивительно совпадает с тем, что писали Отцы Церкви. Например, место, куда попадали языческие жрецы, описывается св. Макарием Египетским, жившим в ІV веке, именно как огненное озеро.

А вот из Священного Писания: «Боязливых же и неверных и любодеев и чародеев, и идолослужителей и всех лжецов участь в озере, горящем огнем и серою» (Откр.21, 8).

4. Как-то в купе железнодорожного вагона Валентина Романова разговорилась со своими попутчиками. Двое заинтересованно слушали, а один, лежа на верхней полке (в его руках была какая-то протестантская книжица), пробурчал: «О каком аде вы говорите? Доказано ведь, что нет его». Потом нехотя взял брошюру, написанную Валентиной…

Начиная с 60-х годов XX века, на Западе вышел целый ряд книг, в которых были собраны сотни случаев «посмертного опыта». На их основе ставший знаменитым доктор Моуди утверждает: «Зарегистрированные случаи показывают, что умирание болезненно, но сама смерть… есть совершенно спокойный опыт, свободный от боли и страха. Все без исключения говорят о чувстве спокойствия и цельности».

Кроме того, «в большинстве случаев» модель «воздаяние-наказание» в посмертной жизни отвергается даже многими из тех, кто привык мыслить в этих понятиях. То есть не будет ни суда, ни ада.

Еще один вывод делает доктор Кублер-Росс: «Смерть есть просто сбрасывание физического тела… этот переход к более высокому состоянию сознания, где вы продолжаете воспринимать, понимать, смеяться, сохраняете способность расти…»

Почему же столь радостные перспективы открываются едва ли не перед всеми «посмертными скитальцами», известными западным ученым? Почему их собеседниками в том, ином измерении, становятся почти исключительно приятные, даже «обладающие чувством юмора» сущности?

Чем отличаются эти, в основном «протестантские» случаи от «православных»? В первой группе случаев длительность «отсутствия» составляет считанные минуты, а не часы или даже дни (как у Валентины Романовой или Клавдии Устюжаниной — до трех суток). Опираясь на давно известные православной традиции описания воздушных мытарств души после смерти, иеромонах Серафим (Роуз) приходит к следующему выводу: «Они (случаи из набора доктора Моуди — Ю.В.), видимо, включают только самое начало посмертного странствия души, они происходят как бы в прихожей смерти, когда душа имеет еще возможность естественным путем вернуться в тело».

Откуда же берутся ощущения «спокойствия», «тепла и света», которые трактуются протестантами как знаки всеобщего «спасения»?!

Серафим (Роуз): «В известном смысле эти состояния могут быть естественными для души, когда она отделяется от тела. В этом мире наши физические тела непременно претерпевают страдания, болезни, разрушение, и когда душа отделяется от такого тела, то сразу оказывается в более естественном для нее состоянии, определенном ей Богом — ближе к тому духовному телу, подобное которому имел Адам до грехопадения и которое не подвержено страданиям и болезням, разрушению и смерти.

Именно в этом смысле «спокойствие» и «наслаждение» можно рассматривать как настоящие, а не ложные ощущения. Однако обман тут подстерегает человека, когда он начинает принимать эти естественные ощущения как нечто «духовное», как примирение с Богом, как наслаждение Небом».

Православная традиция относит частный суд Божий над душой на третьи сутки после смерти. Столь долго никто из «клиентов» доктора Моуди и его коллег не «отсутствовал». Зато изустно, что вскоре после смерти душа оказывается в поднебесном воздушном царстве, где обитают падшие духи, усердно старающиеся обмануть людей.

В чем суть обмана? «Возвратившийся» протестант oписывает показанный ему этими духами мир как вполне комфортабельное пространство. Это значит, что и на земле в духовном плане все у них идет нормально. Смерть можно приветствовать как источник «духовного роста». Однако смерть без страха Божия, без покаяния откроет им страшные перспективы, о которых и свидетельствует Валентина Романова.

Серафим (Роуз) пишет: «Когда преп. Афанасий Киево-Печерский умер и через два дня ожил, игумен и братия «ужаснулись», увидев его ожившим; потом начали вопрошать: как ожил он? что видел и слышал в то время, как разлучался с телом? На все вопросы он отвечал только словом: «спасайтесь». Когда же братия неотступно упрашивала сказать им полезное, то он завещал им послушание и непрестанное покаяние». (Подобные примеры приводит в «Слове о смерти» и святитель Игнатий (Брянчанинов).)

Предание рассказывает, насколько изменился и веселый прежде Лазарь. В последующие за своим воскрешением тридцать лет жизни он никогда не улыбался. То, что он увидел после своей смерти, не оставляло его ни на минуту.

Только перед лицом смерти человеку часто раскрывается смысл его жизни. Игумен Никон (Воробьев) писал, что рак, с его точки зрения, это милость Божия к человеку. Обреченный на смерть человек отказывается от суетных и греховных удовольствий, ум его занят одним: он знает, что смерть уже близка, уже неотвратима, и заботится только о том, чтобы подготовиться к ней — примирением со всеми, исправлением себя, а главное — искренним покаянием перед Богом.

В духовном смысле врачебная этика с ее сокрытием от больного его диагноза — преступление. А используемая медиками мертвая и секретная для остальных латынь — воровской жаргон. Ибо речь может идти о похищении Жизни Вечной.

Степень духовного одичания западных христиан показывает и вышедшая недавно на русском языке книга «Диалог с потусторонним миром». Один из ее соавторов — протестантский епископ Джеймс А. Пайк. Он рассказывает о судьбе своего сына, который с его благословения (!) лечил депрессию наркотиками. Итог понятен: самоубийство. И вот христианский епископ, любящий папа, прибегает к помощи экстрасенсов, чтобы пообщаться с сыном. Контакт, конечно, удается. И, конечно, сыну там, куда он попал, очень хорошо. С помощью новых друзей он познает мир таким, каким он есть на самом деле. В том, что диктует с того света «сынок», просматривается все диавольское лукавство, которому епископ безоговорочно верит. Д. А. Пайк заканчивает книгу таким пассажем: «В ответ на мой вопрос «Слышал ли ты об Иисусе?» он сказал: «…Это трудно потому, что я боюсь ранить твои чувства. Я спросил своих учителей, и они мне сказали: «Джим, вы пока еще не в состоянии это понять». Я его не встречал. Они говорят о нем, как о мистике, о прорицателе. О, папа! Они говорят о нем не как о Спасителе, а как о примере, которому надо следовать, понимаешь? Я хотел сказать тебе, что Иисус торжествует, но это не так… Он не Спаситель, но важен пример, который он дал».

Да, доверие епископа бесовскому вранью поразительно Очевидно, Пайк никогда не читал Святых Отцов.

5. К Валентине Романовой идут, приезжают люди. Многие из них признаются: и с нами было нечто подобное. Стеснялись рассказывать. Засмеют ведь. Не поверят. Даже Иисусу многие не верили, как не верили и свидетельствам о Его воскресении.

Бывают и странные звонки, и посетители. Пришла как-то группа молодежи. Особенно внимательно слушали о выходе души из тела. Потом оказалось, это были йоги. А когда все ушли, задержавшийся руководитель тихо и быстро спросил: а вы можете спросить у Бога, какая вера правильная?

Что ж, атеисты по-своему правы: они и в самом деле умирают. Навечно.

По книге: Воробьевский Ю. «Шаг Змеи. Дьявол в истории последнего тысячелетия». Украинская православная церковь, Полтавская епархия, Спасо-Преображенский Мгарский монастырь, с.301-311

Страшный Суд Лавра прп.Афанасия Святая Гора Афон